«История шкафа»

Ветвления истории одного персонажа

У проекта Homo Lignum Игоря Макаревича — длительная история, началом ее была  выставка «Лигномания» (XL Галерее, 1996), которую художник построил вокруг исповеди-признания персонажа, болезненно одержимого страстью к деревьям. Лигноман представал на серии фотографий — пожилой мужчина, одетый в полосатый колпак и длинноносую маску  Буратино, в  которую он облачался, видимо, для того, чтобы приблизиться к состоянию одеревенения.  В  дальнейшем Игорь Макаревич создает еще ряд текстов и инсталляций, в которых он каждый раз заново  собирает и перепридумывает историю этого персонажа. Имя и подробная биография героя  появились в 1998–1999 годах: художник написал от его лица тексты, стилизованные под  личные дневники, и представил их зрителю под заголовком «Избранные места из записей Николая Ивановича Борисова, или Тайная жизнь деревьев».

Из как бы исторической справки, предваряющей записи, можно узнать, что родился Борисов  в Москве в 1927 году, работал бухгалтером на деревообрабатывающем комбинате, жил в коммунальной квартире. Основной сюжет дневников — история не то безумия, не то мистического озарения героя. Николай Иванович осознает, что он устроен не так, как остальные люди, внутри него произрастает особое дерево, которое влияет на его органы чувств, позволяет ощущать и понимать больше и проникать в «главные» секреты мироустройства. Захваченный желанием окончательно превратиться в дерево, он изобретает собственную систему ритуалов и молитв, среди главных атрибутов его эротизированных мистерий — все та же маска Буратино. Борисов, созданный  Игорем Макаревичем, обездоленный, едва вписывающийся в социум, ощущающий страх перед советским репрессивным государством, собаками, начальством, соседями,  воронами и сбегающий от невыносимого для него мира в пространство своих фантазий, вполне может быть сопоставлен с «маленьким человеком» в произведениях Гоголя (само имя персонажа —  Николай является посвящением писателю) или Кафки: фразы из его последней дневниковой записи появляются в строчках, на которых обрывается текст Борисова. С другой стороны, маргинальное, отвергнутое господствующей культурой, не укладывающееся в рамки «нормального» общества, то, что Батай называет гетерогенным, в культуре модернизма становится одной из основных областей исследования: художники, мыслители, поэты устремляются к изучению предельных, пограничных  состояний. «Он оставил потомству не чеканные образцы искусства, а сам неповторимый факт своего существования, поэтику, эстетику своей мысли, теологию  культуры и феноменологию муки» — этот абрис творчества Антонена Арто, созданный Сьюзен Сонтаг, вполне мог бы стать формулой для описания многих модернистских персонажей, художник — творец, охваченный  священным безумием, «неудобный провидец» — один из главных героев этой эпохи. Создавая историю  Борисова, Игорь Макаревич мрачно подшучивает над этим  образом и в то же время  исследует модернистскую мифологию отверженности.

Выставка «Homo Lignum. История шкафа» — новое ответвление проекта. Для нее Игорь Макаревич создал текст, не продолжающий напрямую предыдущую историю, но перекликающийся с ней. Название выставки отсылает к произведению Жоржа Батая «История глаза». Эссе, посвященное этому роману, Ролан Барт начинает с рассуждения о том, что может подразумеваться под историей объекта: она может быть показана через список владельцев, которым объект принадлежал, с другой стороны, писатель может создавать ситуацию, в которой объект переходит из образа в образ, попадает в цикл превращений, «через которые он проходит в отдалении от изначального бытия — согласно кривой определенного воображения, которое преобразует объект, но не оставляет его». Барт отмечает, что нарратив в «Истории глаза» служит только для того, чтобы развернуть несколько таких цепочек превращений. Жан Люк Стейнмец, исследуя «работу слов» в романе, отмечает, что одним из ключевых в нем является образ шкафа, который оборачивается машиной, выполняющей разные функции, связанные с проблематикой вины и наказания. Игорь Макаревич, используя эту логику варьирования одного объекта через другие, замещающие его, создает свою историю — дневник, написанный от лица персонажа, который находит шкаф на помойке и, будучи завороженным этим персонажа, одновременно машиной страсти, приносящей сексуальное наслаждение. Этот образ отсылает к фантастическим механизмам, придуманным Дюшаном, Кафкой, Русселем, которые французский литературовед Мишель Карруж объединил под названием «холостяцкие машины», выделяя их общую особенность: механизируя эротическое, они трансформируют его в танатическое. Как и в других проектах серии Homo Lignum, художник собирает экспозицию из фотографий, рисунков, дневников героя так, чтобы сконструировать ситуацию, в которой зритель оказывается как бы внутри мира фантазмов персонажа. Здесь графические листы с фрагментами «Истории шкафа» и более ранние работы, разворачивающие историю Николая Ивановича Борисова, в центре — главная героиня новой выставки — смертоносная шкаф-машина. Погружение в «теневой» мир персонажа, отталкивающий и завораживающий одновременно, проходит по сложному маршруту: текст отсылает к визуальному ряду, который делает обратный рефрен, но, так же как холостяцкая машина, аутоэротичный механизм, эта игра важна в своей самости, персонаж становится фигурой, через которую читатель/зритель затягивается в переплетение множественных культурных отсылок, прорастающих в историю героя.

Анастасия Котылёва