«Лаборатория великого делания»
Ars Chemica и современное искусство
Ольга Борисовна Лепешинская, заведовавшая многие годы отделом живого вещества в Институте экспериментальной биологии при Академии медицинских наук СССР, принадлежала к малоисследованному ордену марксистов-алхимиков, члены которого от А. Богданова до И. Мичурина и Т. Лысенко с бесстрашием истинных революционеров и детской наивностью вступали в борьбу за создание «новых форм живых организмов». «Живое вещество», способное производить клетки и новые организмы, грезилось старой большевичке скрытым в обычном курином яйце. Ее prima materia — то есть хаотическая субстанция, порождающая все формы, — была всегда у нее под рукой. Она готовила на кухне котлеты, и мировые бездны разверзались перед ней каждый раз, когда золотая жидкость — волшебная магнезия — выливалась из разбитой яичной скорлупы. Аура необъяснимого страха, сопутствовавшая с древних времен рассказам о Королевском искусстве трансмутации, окутывает и теоретические построения научных алхимиков, нарушающих некие сокровенные заповеди человеческой рациональности.
Ирония, удерживающая на каком-то расстоянии от научной магии, оказывается все же недостаточной защитой. Тревожные повторы типичных для нее оборотов речи и мыслительных ходов обнаруживают себя то там, то тут. Алхимия ведь тоже, как известно, не растворилась в химии, а нашла для себя просто иные формы существования. Например, в политических теориях людей, совершавших Великую французскую революцию.
Язык универсальной символики Королевского искусства, вплетенный в ткань современной культуры, способен создать не только смысловой коллапс, но и некие парадоксальные пространства. Практика нарушения границ, открывающая дорогу механике превращений, еще в начале XX века была опробована главным алхимиком в искусстве Нового времени — Марселем Дюшаном. Сегодня она дополнилась открытием своего рода эстетического «алкагеста» — универсального растворителя. С его помощью адепты современного искусства способны построить художественное пространство, наделенное абсолютной иллюзорностью и абсолютной достоверностью, подобное универсуму, заключенному в герметично закрытой алхимической ре-торте, где процессы кальцинации и дистилляции, сублимации и брожения сменяют друг друга в хаотическом кружении. Элементы, из которых соткана материя современного искусства, позволяет ей уплотняться до тяжести камня и таять в зыбких орнаментах письма. Контуры всех форм неустойчивы и текучи. Границы отсутствуют. Например, между высоким «бредом» алхимических гравюр из древних манускриптов и блеклыми наглядными пособиями, на которые с тоской взирало не одно поколение школьников. Никаких оппозиций — живого и неживого, значимого и незначимого. Все сливается в странный симбиоз, обескураживающий своим сходством с «живым веществом», из которого может быть «вылеплено» все — история, наука, религия, этика и эстетика. Если магистериум алхимика был неудачен, он так и оставался на этой опасной «черной» стадии nigredo. Но если ему удавалось продвинуться к следующему этапу и заключить союз с «тайным деятелем» алхимической работы, то он мог ускользнуть от окончательного погружения в психический хаос и хаос материи.
Художник, рискующий работать с prima materia современной культуры, должен суметь расчистить в ее сплошном турбулентном потоке некую свободную площадку для дистанцированного созерцания. Елене Елагиной это удалось. Она организует умозрительное и предметное пространство своей работы так, чтобы выявить, описать и предъявить для обозрения ментальные структуры, ушедшие на дно сознания, так, чтобы дать возможность увидеть в конкретных и достоверных формах бессознательную механику «химического театра» современного искусства. Очертив их контуры и проведя границы, ей удается выстроить систему ориентиров, позволяющую перемещаться внутри маньеристического хаоса в строгом соответствии с нормативами классической эстетики.
Екатерина Бобринская
